Тетя Мэй с горечью рассмеялась и залпом допила оставшийся чай.
— Они оплачивают мои коммунальные расходы, покупают мне каждый день еду и по очереди убираются у меня в доме. День — Зарина, на следующий день — Лаус. Готовят мне ужин и завтрак на утро. — Женщина глубоко вздохнула и грустно улыбнулась. — Знаете, а к хорошему быстро привыкаешь. Сегодня в доме убиралась Зарина.
В глазах Эни и Курта застыл немой вопрос.
— Как я узнала? — со смешком озвучила их вопрос тетя Мэй. — Видите вазу на том столе?
Ребята одновременно обернулись и уставились на фигурную вазу посреди обеденного стола.
— Там нет цветов, — пояснила тетя Мэй. — Когда убирается Лаус, он всегда приносит цветы и ставит их в вазу. А Зарина терпеть не может их сладковатый аромат, поэтому так не поступает.
Тетя Мэй внезапно примолкла и уставилась прямо на сидящих напротив ребят. Раньше она избегала смотреть на них, поэтому Курт решил, что за этим последует что-то чрезвычайно важное.
— Знаете, почему я вам все это рассказала? — спросила тетя Мэй, немного помолчав.
— Чтобы облегчить душу? — осторожно предположила доселе хранившая молчание Эни.
— И это тоже, — слабо улыбнулась женщина. Она вдруг показалась намного старше своих лет, будто ощутила в одно мгновение тяжесть всех произошедших бед. — Вы первые дети, которые решились приблизиться к Зарине. Я не хотела упускать такого шанса. Это дитя не должно оставаться одиноким.
Тетя Мэй внезапно сорвалась с места и подскочила к ним. Даже Курт не удержался и дернулся от неожиданности. Она схватила руку каждого и с мольбой в голосе проговорила:
— Пожалуйста, раз вы здесь, раз вы набрались мужества прийти, не оставляйте, не бросайте ее!
Лаус поднимался вверх по лестнице. В руке он сжимал расческу с ручкой в виде вытянувшейся пантеры. Коридор второго этажа через единственное оконце посреди стены заливал свет уличного фонаря. Это был тот же фонарь, под светом которого и произошла первая встреча Эни и Курта с Лаусом.
Зарина стояла около окна и, казалось бы, разглядывала что-то снаружи. Но лицо ее не выражало ни единой эмоции. Такое выражение у нее обычно бывало в минуты глубокой задумчивости. Свет проникал сквозь стекло и с какой-то необычайной аккуратностью освещал хрупкую фигурку девочки, словно заключая ее в полупрозрачный кокон еще не рожденной бабочки.
Зарина повернулась на звук шагов.
— Эра гребешка? — спросила она, безучастно глядя в глаза Лауса.
Юноша улыбнулся. Так назывался их обряд, которому они посвящали время перед сном, — расчесывание длинных волос Зарины, еще влажных после душа, до полного их высыхания. Название придумал сам Лаус.
— Эра гребешка, — подтвердил он, усаживаясь на пол прямо в коридоре под окном. Зарина повернулась к нему спиной и тоже плюхнулась рядом. Лаус захватил несколько локонов Зарины, как обычно про себя восхищаясь их необычайной мягкостью. Расчесывание волос сестры являлось неким ритуалом, позволяющим юноше отстраниться от мрачной действительности и достигнуть внутренней гармонии с собой. Своеобразная медитация. Хотя более важным в этой процедуре Лаус считал то, что он имеет возможность побыть с Зариной.
Некоторое время они просто молчали, прислушиваясь к звуку качающихся от ветра ветвей. Первым нарушил молчание Лаус:
— Я могу больше не приносить цветы для гостиной тети Мэй, если тебе не нравится.
Зарина пожала плечами. Медленное движение вверх-вниз.
— Мне не нравится, — откликнулась она.
— Тогда я больше не буду их приносить.
— Тете Мэй нравится, — тем же тоном сообщила Зарина.
Уголки губ Лауса дернулись в улыбке.
— И что же нам тогда делать? — тихо спросил он.
— Если не открывать в гостиной двери в другие комнаты, запах цветов не просочится туда, — задумчиво сказала Зарина.
— Хорошо. — Лаус осторожно подхватил следующую прядь волос девочки и бережно провел по ней расческой, словно археолог, с величавшей аккуратностью счищающий кисточкой пыль с хрупкой археологической находки. — Завтра моя очередь убираться у тети Мэй. Я сделаю так, как ты предложила.
— Сегодня я пришла раньше, — помолчав, сказала Зарина. — Так что после уборки у меня было время поработать в саду. Можешь завтра по этому поводу не париться.
— Молодец, сестренка. — Лаус потянулся вперед и бережно прижался лбом к затылку девочки, ощутив плавающий вокруг нее лимонный аромат. Через пару секунд он отодвинулся и продолжил свое занятие. Свет плясал на рыжих локонах, и юноша представлял, что пропускает через пальцы мерцающее пламя.
— Сегодня ты не спросила меня, как прошел мой день, — мягко укорил девочку Лаус.
Зарина громко фыркнула.
— Когда к нам завалились эти чертовы сталкеры, было как-то не до сантиментов.
— Они довольно славные ребята, — осторожно высказал свое мнение Лаус.
— Головы с плеч всем шпионам, — отрезала Зарина.
Юноша едва слышно рассмеялся. Ему доставляло удовольствие слышать нотки досады в голосе сестры. Если бы это был посторонний человек, то он, скорее всего, решил бы, что у девочки таким образом проявляется смущение, но не Лаус. Он знал, что Зарину смутить невозможно.
— Нет необходимости ставить на них крест с самого начала, — добродушно осадил ее юноша. — Эти «шпионы» забавны и, кажется, не собираются отступать без боя. Особенно девушка.
— Упрямый Суслик, — проворчала Зарина, сдувая с лица тонкие прядки волос.
— И парень, хоть и не с особым восторгом, но, похоже, тоже сдаваться не намерен.