— Нудный Барон, — скривилась Зарина и перебросила Лаусу пару прядок, зацепившихся спереди за майку.
Лаус вздохнул и провел рукой по макушке Зарины, с нежностью собирая выбившиеся из общей массы локоны и распутывая прядки, сцепившиеся в легкие узлы.
— Раньше ты никому не давала прозвищ, — усмехнулся он.
Зарина раздраженно повела плечами, чуть не вырвав волосы из рук Лауса. Он быстро сместил пальцы, опасаясь причинить боль сестре.
— Для того, кто постоянно мозолит глаза, сразу находится ассоциация, — буркнула она с явной неохотой. — Но они такие же как все. Наводят на меня смертную тоску. Может, подбросить им в сумки по дикобразу? Суслик визжит громче пароходного гудка. Наверное, сделаю это перед какой-нибудь контрольной. Под музыкально сусликовое оформление будет не так скучно расписывать всю эту тягомотину.
Лаус откинулся назад и потер шею. Оглянись сейчас Зарина на него, могла бы увидеть печаль, застывшую в его прекрасных голубых глазах. Глаза всегда выдавали его. Иногда ему казалось, что по ним Зарина может прочитать всю его душу. Для нее они были даже не зеркалом, а порталами, источниками нескончаемой информации, которую девочка могла скачать и расшифровать быстрее любого компьютера. Никто не мог, только она. Читала Лауса, как раскрытую книгу. Никому бы не хотелось, чтобы его душа настолько обнажалась. В этом было что-то тревожащее и одновременно волнующее. Сестра вызывала смятение в его душе, и он не хотел, чтобы она видела, какие бури бушуют у него внутри. Лаус привык скрывать тревогу, привык прятать небесные глаза за челкой и смотреть на нее сквозь созданную им самим пелену. Ведь если она заметит смятение в его душе, то может расценить это как слабость. Он должен оставаться сильным для нее, как был все эти восемь лет, чтобы Зарина не потеряла к нему интерес. Он не должен слиться с общим унылым потоком, который Зарина видела перед собой каждый день. Жизнь — скучища, жизнь — тоска, а посреди всей этой бодяги бесцветные, ничего не значащие лица.
— Я знаю, как скучна для тебя жизнь, — тихо сказал Лаус. Он думал, что отчасти констатирует факт, но Зарину эта фраза почему-то рассердила.
— Ты как будто к потенциальному суициднику обращаешься, Лаус, — зло фыркнула Зарина.
От слов девочки больно кольнуло в груди. Юноша спешно подался вперед, кладя свою руку на ее, боясь, что она встанет и уйдет. Но Зарина не собиралась срываться с места. Она сидела спиной к нему и не двигалась. В конце концов Лаус убрал руку и вновь взялся за гребень.
Молчание угнетало. Ветер прекратился, и за окном наступило время затишья. Однако Лаус сейчас бы предпочел, чтобы за окном свирепствовал ураган. Наконец юноша не выдержал.
— Твои одноклассники… Попробуй быть к ним терпимой, — примирительно предложил он. — Приятно, когда хорошие люди стараются стать тебе ближе.
Губы Зарины расползлись в ехидной усмешке. Она сидела спиной к нему, но юноша все равно почувствовал волны язвительности, исходящие от ее ауры. Его словно кольнули сразу тысячи иголок — осторожно, почти деликатно, но все равно приятного было мало. Лаус постарался не обращать внимания на эту колющую энергию и полностью сосредоточился на волосах девочки. Они высохли, можно было перейти к плетению косы на ночь.
— Кончай быть таким душевно добросердечным, Лаус, — недовольно проговорила Зарина, когда он почти уже избавился от неприятного ощущения иголок на коже. — Всякая тварь может воспользоваться этим.
В глазах юноши проскользнула искорка веселья. Он был рад, что Зарина поддержала разговор.
— Но у меня же есть сестренка, которая защитит меня от всех напастей.
— Однако я не всегда буду с тобой, — дернув головой, заметила Зарина.
Лаус остановился на середине движения, не завершив плетения.
— Что ты имеешь в виду? — Его голос прозвучал несколько напряженно.
Зарина подвинулась, устроившись к нему вполоборота. Ей удалось сделать это, не выдернув волос из рук брата. В таком положении он ясно видел зеленый огонек, которым горел левый глаз девочки. Зелень лесной поляны. Такой же цвет как и у их общего брата Алексиса. Голубизна правого глаза Зарины соответствовала оттенку глаз Лауса, а левый… Иной раз Лаусу казалось, что он видит в Зарине одновременно себя и брата, словно девочка воплощала в себе их единство, их цельность. Но как только эти мысли начинали лезть в голову, Лаус тут же отгонял их от себя. Нет. Брат предал их. Он больше не является частью их целостности. Он чужой им.
Зарина продолжала пристально смотреть на Лауса. Он отвечал ей грустным взглядом. Не требовалось каких-либо слов или движений, они могли молча глядеть друг на друга часами, но это не означало ровным счетом ничего. «Ничего для Зарины», — мысленно добавлял про себя юноша.
— Я не всегда буду с тобой, — сухо повторила Зарина. — Эти слова ты должен был сказать мне.
Лаус непонимающе заморгал.
— Но это глупо, потому что я никогда не оставлю тебя.
Зарина скорчила рожу.
— Вечно благодушный Лаус. Пора бы тебе скинуть с себя эту обузу.
— Обузу? — Лаус нахмурился.
— Меня. — Зарина ткнула себя в грудь. — Тебе девятнадцать. И ты успеваешь одновременно учиться и работать, при этом неплохо зарабатывая. Ты бы мог построить отличную жизнь для себя. Без мелкой несуразной обузы.
— Ты не обуза. — На этот раз Лаус не стал скрывать глаза под челкой. Он хотел, чтобы она увидела пламя в них. Как она может говорить подобное? Разве она все это время не замечала решимость в его глазах? Не читала душу? Ах да, он же приучил себя скрываться. Неужели этими своими действиями он подорвал ее доверие к нему? — Я никогда не брошу тебя.