Окаянная душа - Страница 9

Курт облегченно вздохнул. Он подумал, что эксцентричности школьному педагогическому коллективу не занимать, но к таким выкрутасам с ходу может привыкнуть только Эни с ее несуразным характером. Стоп! ЭНИ!

Юноша уперся взглядом в пространство за спиной Кутельникова. Нужно выйти за ворота. Срочно!

«Эни, пожалуйста, не натвори глупостей…»

* * *

Вместо протяжных гудков мобильный телефон выдал пространный треск. Эни даже остановилась, чтобы одарить его убийственным взглядом. Дурацкие кнопочные устройства! Эни, как и Курт, не признавала современные сенсорные модели, веря, что старые прослужат намного дольше. Они же как мини броневик — их об стенку шарахнешь, а им хоть бы что!

— Не везет, — заключила девушка, засовывая в карман ставший ненужным телефон.

Внезапно она застыла, повернув голову в правую сторону, будто по чьему-то призыву. Взгляд тут же уперся в зеленоватые ажурные ворота — вход в Разбитый парк. Очень вовремя.

Эни подошла ближе и задумчиво уставилась на железные перегородки, установленные перед самыми воротами — этакие импровизированные знаки «стоп», созданные руками горожан. Наверняка где-то на поверхности можно найти нацарапанные надписи «осторожно», «опасно», «вход воспрещен» или что-нибудь еще в том же духе.

Жизнерадостно проигнорировав все знаки предупреждения, девушка перекинула одну ногу через перегородку и, чуть помедлив, оттолкнулась, чтобы спрыгнуть с другой стороны. Получилось несколько неуклюже, но все же цель была достигнута. Тут свою приятную роль сыграли и небольшие, но весьма полезные факторы, а именно: подбор одежды. В школе, где учились Эни и Курт, была введена форма, и сейчас под яркой голубой курточкой на девушке были белая блузка, пиджак, а ноги прикрывала коротенькая юбочка в мелкую складку темно-шоколадного цвета. Курт ненавидел длину юбки в девичьей форме, так как от малейшего ветра она вздымалась вверх. Ужасно вульгарно, считал Тирнан. Эни с ее природной подвижностью и неимоверным безрассудством легкомысленно сверкала своим нижним бельем чаще других, и поэтому Курт заставлял девушку поддевать под юбку шорты или плотные колготки еще до того, как директор добавил этот пункт в правила о дресс-коде. Эни хихикнула, вспоминая, как Курт пытался достучаться до расслабленно-меланхоличного разума директора Карпатова, пафосно предлагая ему «просто сделать длину юбки побольше», на что тот предлагал ему «забить и курнуть с ним экзотичного кальянчику». Курт после этого ходил злой, как спущенный с поводка Цербер. Ну, как ни крути, а ворчание парня сделало свое дело: форму удлинили, а Эни теперь могла проделывать любые гимнастические трюки в юбке и без опаски нечаянно посрамить девичью честь.

Перегородки являли собой самое сложное препятствие, потому что в дальнейшем между погнутыми прутьями ржавых ворот протиснуться худенькой Эни труда не составило. К ней тут же игривыми щенятами ринулись первые клочки тумана. На секунду ей почудилось, что они живые. Но нет. Показалось. Под ногами зашуршали листья, и через пару шагов девушка ощутила себя идущей в воде по колено — кучи листьев обвивали ноги и мешали двигаться. Сражаясь с лиственным сопротивлением, Эни лихорадочно пыталась сообразить, что же хотел сказать ей Курт перед тем, как телефон окончательно вырубился. Наверняка хотел отговорить. Вот почему он вечно волнуется за нее? На ней что, навешана табличка «ходячий магнит для неприятностей»?

Несмотря на все хлопоты Курта вокруг ее персоны, Эни искренне считала себя совершенно обычной девчонкой — ничем не примечательной, а значит, и совсем беспроблемной. Ей почти исполнилось шестнадцать, но на свой возраст она не выглядела. Было в ней что-то эфирно-хрупкое, словно у дорогой коллекционной статуэтки — будто даже легкое прикосновение может помять, разбить, изувечить. Именно из-за этого образа хрупкости Курт беспокоился за Эни. Он считал, что беззащитность часто манит людей, намерения которых далеки от добрых.

Все остальные черты Эни Каели тоже не способствовали спокойствию Курта. Кожа девушки цвета слоновой кости лишь подкрепляла образ невесомой хрупкости. На первый взгляд казалось, что она почти прозрачна — еще чуть-чуть и сквозь поверхность проглянет лазоревая паутинка сосудов, но это впечатление было обманчивым. У Эни даже синяки образовывались не такими заметными пятнами, как обычно бывает. Про таких говорят «кожа как у слона». Ну, слон не слон, а представителям бандитского контингента данное обстоятельство не объяснишь. Они как коршуны набрасываются на жертву, кажущуюся им беззащитной.

Овальное лицо с несимметрично пухлыми щечками обрамляли прямые каштановые волосы с теплым золотистым отливом, доходящие до лопаток. Обычно Эни собирала волосы в два хвостика, оставляя несколько коротких небрежных локонов, которые то послушно касались чуть выступающих скул, то метались при ходьбе резвыми змейками по всему лицу, вконец, падая на глаза. В общем, девушка недооценивала свою миловидность, а вот Курт — напротив. В его глазах она была потенциальной жертвой всех и вся, потому что была наивной и доверчивой, как слепой котенок.

Эни в последний раз оглянулась через плечо и шагнула под тень деревьев, оставляя позади городской шум. Лес с его пушистой бахромой ветвей в какой-то ненавязчивой манере приглушал посторонние звуки, словно шум транспорта и людской суеты оскорблял его тихое уединение. Тишина обволакивала каждую ветвь, каждый лист, неважно, где пребывавший — на полуобнаженных деревьях, в грациозном ожидании волнующего падения, или в ледяных объятиях земли, окончив жизненный цикл желтовато-багряной частичкой единого переливающегося ковра листвы. Словно дразня и подначивая тишину в ее неспешном существовании, туман, подражая ее томным объятиям, вился вокруг стройных стволов в ленивой повадке довольного кота — терся у шероховатых подножий, складываясь в обманчиво материальные мягкие хлопья, сонно клубился у самой земли будто в тщетной попытке нырнуть к корневой системе, вился над головой среди верхушек и легонько прижимался к прозрачному воздуху, но не как нежное дитя, порожденное им, а словно игривый любовник, много веков тосковавший по прикосновениям. И не было в этом краю тишины ни ветра, ни лишнего движения, повествующего о существовании дикой энергии жизни. Ощущение, как если бы ты вошел в сферу абсолютной и нескончаемой медитации. Эни на секунду застыла, не уверенная в том, что имеет право на вторжение на столь умиротворенную территорию. Как будто врываешься с яростными криками в храм посреди молитвенной идиллии.