Когда ребята проходили через главный выход, навстречу им попалась школьная футбольная команда в полном составе, предпочитающая вопреки холоду надевать на тренировки облегченный комплект формы, состоящий из шорт и тонких спортивных кофт. Закаляются придурки.
Внезапно Курт поймал взгляд Джеймса, и у него чуть не подкосились ноги. Моретти смотрел на юношу, как мог бы смотреть маньяк на будущую жертву. Джеймс и раньше не был особо учтив с Куртом, но сейчас этот взгляд казался намного более ужасающим, чем обычно. Озлобленным. Жутким.
И одновременно к президенту Ученического Совета пришла другая мысль: а ведь он ошибся, команда была не в полном составе. Не хватало приятеля Джеймса. Не хватало Хольстена Бьорка…
Это все больше напоминало перетягивание каната. Если, конечно, бумагу возможно так долго перетягивать.
— Не порви папку! — вопил Курт, изо всех сил держась за краешек вышеупомянутой папки с бумагами.
— Дай хоть оригами сделать, занудная задница! — громко ныла Зарина, в свою очередь не отпуская другой край папки.
Они находились в кабинете Совета в полном уединении. Да, они были только вдвоем. Эни внезапно получила сообщение на мобильный телефон, которое то ли расстроило, то ли осчастливило ее — понять было трудно, — и куда-то умчалась, пообещав в скором времени вернуться. Такого поворота Курт не ожидал. А еще он не предвидел, что сразу после ухода Эни Зарина закатит грандиозную истерику.
— Тогда не суй мне под нос эту хрень, — буркнула Зарина, резко отпуская свой край папки и с удовлетворением наблюдая, как Курт по инерции заваливается назад. — Я подписывалась развлекать Суслика — не спорю. Но я не нанималась разгребать завалы чужой документации!
— Во-первых, успокойся, — спокойно проговорил Курт, неторопливо поднимаясь с пола. — Во-вторых, от небольшой работы еще никто не умирал. Труд облагораживает.
— Лично меня облагораживает только оплачиваемый труд, — сообщила Зарина, вертя в руках новую, только что снятую с полки папку. — И желательно наликом.
— Знаешь, Эштель, если ты корыстолюбива, то не стоит выставлять эту сторону своего характера на всеобщее обозрение.
— Я не особо стыдлива. Если народу хочется, пусть созерцает хоть весь букет моих сторон и полный набор качеств.
Курт устало прислонился к столу.
— Ты никогда не задумываешься о своих поступках, а также о последствиях, которые могут наступить в дальнейшем, — жестко заключил он.
Зарина оторвала взгляд от папки в руках и недоуменно воззрилась на юношу.
— И что это значит?
— Действуешь, как вздумается! — Курт хотел пояснить спокойным тоном, но крик вырвался непроизвольно.
В глубине глаз Зарины сверкнула сталь.
— Ну что ж, Барон, а ты проницательная харя! Отрицать бесполезно.
— Комплимент сформулирован не особо красиво, — проворчал Курт, медленно вдыхая и выдыхая, стараясь при этом взять себя в руки.
— Я слаба в комплиментах. Моя сила в констатации, а не в лизоблюдстве.
— Учту на будущее, — холодно пообещал Курт.
— А я считала, — Зарина насмешливо улыбнулась, — что ты уже давно взял сей факт себе на вооружение. Но, видимо, я переоценила твои способности.
«Не отвечай на провокацию. Не отвечай на провокацию, — мысленно гипнотизировал себя Курт. — Она этого не стоит».
Улыбка девочки стала шире, и в щелочки между губами мелькнули белоснежные зубы.
— Классный самоконтроль, Барон. Мне прям завидно.
— Что там у тебя? — спросил Курт, не обращая внимания на высказывание и кивая на папку в руках Зарины.
— Догадайся, Барон. Даю три попытки. Ну-ка, что это тут у нас? Кручу-верчу, обмануть хочу!
— Документ? — предположил Курт, мечтая о каких-нибудь сверхъестественных глазах, чтобы можно было взглядом пригвождать к полу. А еще лучше — решетить, как из пулемета.
— Документ и документ с печатью — не хухры-мухры! — деланно радостно объявила Зарина, вынимая из папки лист бумаги. — Что-то мне подсказывает, что ты из тех людей, которые документацию не то, чтобы уважают, но полухамский трепет испытывают.
— Трепет?
— Финтифлюшка и глаз мозолит, но и выкинуть нельзя, — объяснила Зарина, помахивая перед носом Курта листком.
— Я даже затрудняюсь решить, стоит ли мне оскорбляться на твое высказывание.
— При испытываемых затруднениях принимайте слабительное, — бодро откликнулась Зарина.
Курт не успел остановиться и ругнулся. Слово само вырвалось из его уст, будто ракета «земля-воздух». Юноша первый раз за всю жизнь использовал столь крепкое ругательство, а потому его щеки тут же залил стыдливый румянец.
— Вау, Барон! А ты у нас за расширение кругозора, да? Стремишься познать мир во всех его проявлениях? — заинтересовалась Зарина. — Цензура по тебе плачет.
— Я бы попросил прощения, но тебе, видимо, все равно, — тихо сказал Курт, и от нерешительности, которую услышал в своем голосе, готов был провалиться сквозь землю.
— Я бы могла сказать что-то вроде «ты задел мое тонкое эстетическое восприятие мира» и бла-бла-бла, но извиняй, Барон. Я и не такое слышала, особенно в свой адрес. Ты еще дилетант в этом вопросе. Но это дело не оставляй. Практикуйся и достигнешь немыслимых высот!
— Все же я воздержусь, — отказался Курт, молясь, чтобы его щеки перестали наконец краснеть.
Внезапно в кармане у Курта завибрировал телефон, и юноша настороженно вгляделся в незнакомый номер.
— Доброе утро, президент. Как спалось? — голос на той стороне напоминал отколовшийся от айсберга кусок льда.